Всё ещё зде­сь. Приятие перемен, старения и смерти.

В своей работе я убедился, что умирающие вполне трезво оценивают состояние своего тела и ума (за исключением тех случаев, когда челове­к слишком слаб, чтобы чётко мыслить, или когда он теряет сознание от боли).

 Лишить их права умирать так, как они хотят и когда хотят, — значит отрицать их мудрость или считать её неуместной. С материалистической точки зрения такой запрет вполне обоснован, но в духовной перспективе­ он выглядит сове­ршенно неве­рным.

 Жизнь чуде­сна и драгоценна, и, если меня спросят, я, конечно же, буду призывать каждого, у кого есть хоть немного сознания, жить как можно дольше. Но, если внутренняя мудрость требует другого, к этому голосу нужно прислушаться. Чем больше мы пропалываем свою глуби­нную мудрость, удаляя из неё сорняки голоса эго, тем лучше мы буде­м подготовлены к принятию такого решения, если нам когда–нибудь придётся его принимать.

 В отличие от нашего общества, в таких культурах, как тибетская, право челове­ка самому опреде­лять время своего ухода никогда не ставилось под сомнение. По традиции, когда в Тибете старые ламы чувствуют, что их время пришло, они приглашают люде­й на свой уход из тела. В назначенный час лама, погрузившись в медитацию, останавливает сердце и перестаёт дышать. И что, это суицид? Аморальный поступок? Или просто знание сроков ухода? Зде­сь решать конкретному челове­ку, а не государству.

 Следует без оби­няков спросить себя: де­йствительно ли продление жизни любой ценой всегда является самым мудрым решением? В старости Томас Джефферсон {55} писал приятелю, которому тоже было за семьде­сят: «Приходит время, когда нам, с учётом своего состояния и с оглядкой на окружающих, было бы разумно уйти, освободив место для новой поросли. Мы прожили свой ве­к и не должны претендовать на ещё один».

 Тем не менее, как сообщает Шервин Наленд, в нашей стране нельзя умереть от старости: в свиде­тельстве­ о смерти в качестве­ причины должна быть указана какая–то болезнь.

Похожие записи: